Два года назад не стало замечательного тверского керамиста Анатолия Камардина. В моей личной и творческой жизни отсутствие Толи очень ощутимо. Мне кажется, что он всегда в ней присутствовал, даже если мы не готовили с ним очередную выставку или публикацию. Мы дружили, ходили друг к другу в гости и общались по разным поводам – радостным или печальным. И всегда было нам что вспомнить и о чем поговорить.

… Толя не был общительным человеком. Люди такого порядка строго дозируют общение. До последнего своего дня Анатолий Камардин жил работой. «Царица-керамика», которой он был предан самозабвенно, полностью владела его сердцем и помыслами. Творчество диктовало ему условия жизни, в том числе и личной. Я, во всяком случае, не помню его в праздности: всегда был в мастерской – рисовал, лепил, обжигал, расписывал. И там ему было комфортно, отрадно и интересно. Этот гармоничный, устоявшийся для него миропорядок безжалостно нарушила тяжелая болезнь. Пока была возможность, в перерывах между лечением в больницах, Камардин работал с еще большей отдачей. Начал писать воспоминания, где открылись его литературные способности: он оказался замечательным рассказчиком, к моему большому удивлению. Ведь в жизни – это знают абсолютно все, Толя был молчун. Он не был публичным человеком, не распространялся по поводу своих творческих достижений и не обсуждал планов. Иногда все-таки удавалось вытянуть у него некоторые скупые сведения по тому или иному поводу, но чаще всего Толя предпочитал отвечать односложно или кивать головой в знак согласия. Можете себе представить положение автора статьи о его творчестве? Нередко мною овладевало отчаяние, когда мы готовили книгу. Да, многие художники не любят и не умеют говорить о себе. Но даже среди них Камардин был случай особый. При этом он много и избирательно читал, был прекрасно образован в своей сфере деятельности, постоянно искал возможности изучать историю мировой культуры (и это очевидно, ведь без вышеперечисленного керамика Камардина была бы невозможна). Его искусство насыщено размышлениями, образами, метафорами, сложными человеческими переживаниями. Анатолий Камардин жил в своем выстроенном мире, как настоящий художник. Всё остальное оставалось для него за скобками. Он избегал публичности до такой степени, что если бы только это было возможно, он, наверное, не ходил бы на открытия собственных выставок. В глазах его читалось отчаянно смятение, если на вернисажах к нему направлялись корреспонденты СМИ с камерами и микрофонами.

В 1990 году к сорокалетилетию Толи мы сделали его персональную выставку в залах Союза художников Твери. Это было время, когда открытия проходили строго по протоколу, и заключительным и обязательным являлась речь автора. Толя стал торговаться заранее, предчувствуя, что ему не отвертеться от выступления. Тогда я, по его же просьбе, написала ему текст, включив туда некоторые биографические сведения. Текст был передан заблаговременно. Как сообщили мне домашние, Камардин гневался, но читал и даже пытался учить. В итоге на открытии, после длинных речей начальства слово было передано имениннику. «Дорогие друзья!» – сказал Толя. Повисла мхатовская пауза. «Приглашаю вас посмотреть выставку».

В 2005 году Камардин впервые показал зрителям интересную работу, выполненную из красной обожженной глины, состоящую из двух декоративных пластов. На них изображены расположенные фризами, повторяющиеся скульптурные головки плачущих и смеющихся детей. Название – «Будь счастлив! Будь настойчив!» У меня есть маленькая вариация этого произведения – такой двуликий Янус: с одной стороны ребенок рыдает, при развороте – он хохочет. Когда я смотрю на нее, будто бы воспринимаю совет доброго друга. Вчера мы были счастливы, сегодня – плачем.

Ольга Пиотровская,

искусствовед, член СХ РФ